Несмотря на то что аргумент Поппера верен, на практике он оказывается бесполезен. Мы живем и совершаем действия по законам мира, где фальсифицируемость (она же потенциальная опровержимость) лишь небольшая часть процесса формирования знаний для руководства нашими действиями. Наука продвигается вперед в основном за счет индуктивного хода мысли, который берет начало от фактов, поддерживающих некую теорию. У вас появляется теория, основанная на дедуктивных выводах, сделанных на основе другой теории, или на индуктивных выводах, сделанных на основе наблюдений за имеющимися данными, или на внезапном приливе вдохновения. Затем вы придумываете тесты, чтобы проверить свою теорию. Если она подтвердится, вы сделаете вывод, что теперь вероятность того, что теория верна, гораздо выше, чем это было бы в отсутствие этих доказательств. Если же теория не выдержит проверки испытаниями, ваше доверие к теории снизится, и вы либо начнете искать другие способы ее проверки, либо задвинете ее на дальнюю полку.
Безусловно, критерий потенциальной опровержимости важен для науки. Некоторые факты настолько выразительны, что их достаточно, чтобы полностью опровергнуть любую гипотезу. Наблюдения за шимпанзе, которые после того, как им ввели некоторое количество кураре, оставались безучастными и словно бы спали, пока им делали хирургическую операцию, привело к гипотезе о том, что кураре отключает сознание. Эта теория, однако, рассеялась как дым, когда впервые прооперировали человека, использовав в качестве анестезии кураре. Как он потом рассказал (думаю, в основном при помощи нецензурной лексики), он бодрствовал на протяжении всей операции и чувствовал боль от каждого действия хирурга. Кстати, гипотеза о том, что Луна сделана из сыра, была опровергнута в 1969 г. ходившим по ней Нилом Армстронгом.
Как только вы обнаружили какой-нибудь сокрушительный факт, теории конец. (На время. Многие теории, пережив сокрушительный удар, представали перед нами в обновленном виде.) Но в основном исследования — это нудная и кропотливая работа, требующая рассмотрения всех данных, которые в той или иной степени подтверждают теорию или противоречат ей.
Самые значительные награды в науке никогда не достаются тем, кто опроверг чью-то теорию или даже свою собственную, — хотя любое исследование может иметь такой побочный эффект. Все лавры скорее достанутся тем ученым, которые впервые сделали некие прогнозы на основании той или иной теории и продемонстрировали, что имеются важные факты, которые подтверждают ее и которые трудно объяснить в отсутствие этой теории. Ученые намного чаще, чем философы, склонны полагать, что согласны с антииндуктивной точкой зрения Поппера. Философы скорее не одобряют ее. Те, кого я знаю лично, считают, что она совершенно неверна. Наука в основном прогрессирует за счет индуктивного мышления.
Между прочим, Поппер критиковал теорию психоанализа за нефальсифицируемость и настаивал на том, что такую теорию не следует принимать во внимание вообще. Здесь он ошибался. Я уже указывал на то, что многие аспекты психоанализа на самом деле можно опровергнуть; больше того, некоторые из них были опровергнуты. Центральные положения психоанализа, касающиеся терапевтических принципов, были если не опровергнуты, то как минимум поставлены под сомнение. Нет никаких доказательств того, что люди начинают чувствовать себя лучше, копаясь в давно отошедших в прошлое воспоминаниях и прорабатывая их с психотерапевтом. И конечно, это факт, что психотерапевтические практики, никак не связанные с психоанализом, оказываются намного более эффективными.
Один выдающийся философ, специализирующийся на философии науки, сказал мне, что Поппер был крайне невежественен в вопросах психоанализа. Он знал о нем только то, что слышал где-то в разговорах за чашкой кофе.
А как быть с возмутительным комментарием Эйнштейна по поводу фактов, которые нужно изменить, если они не подходят к теории? Это высказывание можно интерпретировать по-разному, но я предпочитаю понимать его таким образом, что мы имеем право продолжать верить в удовлетворительную для нас теорию, у которой есть хорошие доказательства, даже если есть и такие факты, которые этой теории противоречат. Если теория достаточно хороша, «факты» в конце концов перевернутся с ног на голову. Остроумное замечание Эддингтона дополняет эту мысль: мы стоим на очень зыбкой почве, если верим какому-то предполагаемому факту в отсутствие правдоподобной теории, которая должна привести нас к нему.
Если бы социальные психологи придерживались правила Эддингтона, это однажды спасло бы нас от весьма неловкого положения. Очень авторитетный журнал опубликовал абсолютно неправдоподобную статью об экстрасенсорном восприятии. В ней описывался эксперимент, участников которого просили предсказать, какое именно утверждение случайным образом выберет компьютер из подготовленного списка. Участники якобы смогли предсказать поведение компьютера с вероятностью, которая превышала вероятность случайного угадывания. В статье делался вывод, что якобы имело место паранормальное предсказание будущих событий, сгенерированных компьютером, который сам по себе не мог предсказывать эти события. На первый взгляд, такую теорию невозможно опровергнуть. Никакие факты не могут этого доказать. Несколько человек, обладающие достаточным запасом времени, чтобы развенчать эту теорию, пытались воспроизвести полученные данные еще раз, но у них ничего не получилось.
Мы обладаем множеством технологий, позволяющих нам игнорировать данные, которые на первый взгляд противоречат нашим прогнозам. Одна из таких уловок представляет собой слабо обоснованные исправления гипотезы, которые с большой натяжкой можно признать допустимыми. Гипотеза ad hoc, или гипотеза для специального случая, подразумевает спонтанные поправки к теории, которые не следуют из этой теории напрямую и не имеют иной цели, кроме попытки удержать ее на плаву. Буквально ad hoc означает «для этого». (Ad hoc комиссии — специальные подкомиссии, созданные для решения отдельного вопроса.)